Художественно-публицистическое повествование "Дед" посвящено выдающемуся хозяйственному руководителю, директору рисосовхоза "Красноармейский" (ныне РГПЗ "Красноармейский" им. А. И. Майстренко) Герою Социалистического Труда, Лауреату Государственной премии СССР Алексею Исаевичу Майстренко.

В книге приводятся воспоминания близких директора крупнейшего в России совхоза, его размышления и размышления о нем, талантливом руководителе, душевном человеке. Книга издается к столетию А. И. Майстренко. Но повествование выходит за рамки обычных, "юбилейных" изданий, в ней показана широта народной натуры могучего человека.

Юмор, розыгрыш, шутка - все это было в характере "Деда Майстренко", всё это, как солью, пересыпало энергичный характер неутомимого труженика.

Николай Ивеншев

ДЕД

(художественно-публицистическое повествование)

Оглавление:

1. "О!"

2. "Миллионер"

3. Перепелки для Кулика

4. Вопреки

5. "Проскакал на розовом коне"

6. Рисовый риск

7. Сказки Красного леса

8. Уроки человечности

9. Мраморные ступеньки

10. Земляки.

11. "Сибирячка"

12. "По дону гуляет..."

13. Орел степной, казак лихой"

14. Ход конём

15. Калиновские

16. Душа - Дуся

17. Алексей Теплый

18. Налить за Воротникова!

19. На войну Суслов не пустил

20. Лозина в аптечной упаковке

21. Русский негр

22. Овен

23. Киев с детективным уклоном

24. Артем

25. Не Обломовка

26. "По волнам памяти"

ГЛАВА 5. "ПРОСКАКАЛ НА РОЗОВОМ КОНЕ"

- Баштовой, вот Баштовой мно-о-ого о Деде знает! Он с ним и в Староминском районе работает. Баштовой - умница!

- Осторожный он, этот Баштовой, ничего вы от него не добьетесь. Он уже и после Деда работал, и в дрязги ни в какие не влез.

- Баштового лично Алексей Исаевич перетащил с собой, впихнул в "Волгу" и дверь не открывал, пока до рисового совхоза не доехали.

Таковы напутствия.

И я встретился с Николаем Петровичем Баштовым в его "летней кухне"

Мне сразу показалось, что ошибались мои знакомые, говоря об осторожности Николая Петровича. Он - гостеприимен и даже весел. Он говорит о своих годах, но не унывает. Баштовой приглашает садиться и сам - рядом. Он приветливо улыбается и говорит только одну фразу: "А что рассказывать? Жили!"

Я понимаю, что "жили", и тем не менее хочу поподробнее.

Николай Петрович виновато щурится: "Алексей Исаевич такой человек! За ним нельзя было не идти. Я всегда чувствовал его силу".

Николай Петрович Баштовой чем-то явно удручён. Он только что перенес грипп. Может это влияет? А может? Тут меня терзает догадка: "Наверное, Дед для него был близким, как родным, человеком. Вот я и разбередил старое, почти забытое". Он ведь спервоначалу от встречи отказался. Что я могу понять в отношении друзей? А, вообще-то, были ли друзья у Алексея Исаевича? Работа - вот его подружка. Друзей может позволить себе только человек "частный". Какой-нибудь старший помощник младшего подметайло. Что там друзья?! У директора на семью времени было мало, только в дневник заглянуть детям, да головой покачать: продолжайте, мол, в том же духе. Дед буквально стальными крепкими штырями пригвоздил себя к совхозу. Правильный барельеф на доме, в котором последнее время жил Майстренко. Что-то грустный этот барельеф, ладонями щеки зажаты, есенинские стихи напоминает:

"Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне".

- Я в совхозе "Староминском" бухгалтером в мехмастерских работал. Наверное, Алексей Исаевич тогда меня заметил? Да, нет же, нет! Мы на одной улице жили, почти соседи. Я с его парнями в футбол вместе играл. Он меня в свое хозяйство и перетащил. Просто силком. Жизнь, ох, какая длинная, а прошла она, словно один час...

Опять пауза, молчит Николай Петрович, перебирает "листы" своей памяти:

- Стал я в рисосовхозе главным экономистом. Экономика, цифры, с ними надо плечом к плечу. Я уже тогда поражался небывалой памяти Деда. Хоть к отчетному собранию, хоть к какой-нибудь праздничной дате доклад, Алексей Исаевич брал мои выкладки на короткое время. Раз прочитает - и тут же все цифры, все фамилии помнит. Феноменальная память. Я однажды даже набрался смелости, "проэкзаменовал" его, так Майстренко тут же выдал многоэтажный ряд цифр. Просто счетно-вычислительная машина. Он и в преферанс так играл, все уловки свои в голове держал.

- В преферанс?

- Именно, - улыбается Баштовой, - тогда ведь игра считалась офицерской, дворянской. Не шахматы, ясно. Но в преферанс Дед играл лишь на отдыхе, в Кисловодске. И то, если по конюшням не ездил. Мне вот мнится, что в Кисловодск он уезжал, чтобы что-нибудь разузнать о лошадиной жизни. Н - да! Жизнь прошла как один год!

- Но вы ведь были и свидетелем того, как его "смещали" с директорского кресла? Расскажите суть.

- Они ведь думали, что директорский стул-то на царский, сказочный трон похож. В бухгалтерии все началось, там подписи начали собирать, листками трясти, собрания требовали. Кто-то сопротивлялся, а кто-то и подмахивал. Директор - в Москве, не видит. А сейчас - демократизация, новые веянья! Фермерство в почете. Монстр совхозный, неразворотливый. Ату, его! Оххх! Я сразу понял - это заговор. И я, честно скажу, интуиция или что, в успех этого заговора - ни на йоту...

Он и провалился заговор-то, как трухлявый гриб лопнул. Только пух и перья кое от кого посыпались.

Тут Николай Петрович Баштовой пригнулся к моему уху, словно я тоже заговорщик, но из его компании. Пригнулся, лицо его стало совершенно другим, опять с задоринкой: "А знаете, почему я из Староминской уехал? Думаете - за должностью, за зарплатой, за домом новым? Дудки! Никогда не угадаете! Я уехал, чтобы с сыновьями Алексея Исаевича в футбол играть. Поиграл маленько. Но потом стал в хоре специалистов петь. Двести пятьдесят специалистов, громадная дружина. Как врежем, стекла в домах рядом звенят! Пели, как будто реактивные самолеты звуковой барьер брали. Казачьи, украинские, русские народные. И жена его, Алексея Исаевича, на хор ходила. Евдокия Федоровна всегда дисциплинировано, ник - куда не опаздывала. А я, что я? На футбол теперь только гляжу по телевизору, да вот - стадион рядом. Шумят игроки, я радуюсь. Внук мой - теперь футболист, но он за станицу Чебургольскую играет. Эх, жизнь, один час всего!"

Ну почему, почему не идет из моей головы, не выветривается песня Кубанского композитора Григория Пономаренко, положенная на стихи Сергея Есенина?

"Словно я весенней гулкой ранью,

Проскакал на розовом коне?"

Может эта песня здесь была сочинена, и ноты вот рассыпаны под мостом, как хлебные зерна? До сих пор звенят! Композитор был в гостях у Алексея Исаевича не раз. И о ком она, эта печальная песнь? О Деде? О Баштовом, осторожном, но крепком в убеждениях? Или обо мне самом?

"Я теперь скупее стал в желаньях..."

ГЛАВА 6. РИСОВЫЙ РИСК

Рис и риск - близнецы-братья.

Риск - дело благородное. Это понятно.

А рис?.. Всё спорно. Зачем она нам - эта иноземная культура, "персидское просо". Без риса можно прожить - на картошке, на тыкве-буряке. Рис привередлив. И вреден в возделывании. У риса вредителей не сосчитать. И к каждому вредителю свой гербицид. Ученые ведь только хорошую мину при плохой игре делают, чтобы народ не булгачить. Все ядохимикаты вредны. И наши болезни от того, что сверху посыпали нас "Ронстарчиком", гербицидом этим вонючим. А радиостанция "Голос Америки" назвала Красноармейский и Славянский район "Долиной смерти".

Да, но тогда и весь Семипалатинский регион Казахстана, где идут атомные испытания - долина. И Урал - там обогащается плутоний. И Подмосковье. И вся страна.

Сразу, как только начали рисовые чеки опылять и опрыскивать с воздуха, погибло несколько пасек. И было дело судебное, когда старик сбил из своего "бердаша" самолет-кукурузник. Тот его огород с неженскими огурчиками спалил.

Это было.

И был политический заказ, накал.

Ходил слух, что какой-то ингридиент рисового зернышка входит в состав ракетного топлива, вот поэтому-то несколько районов Кубани и ирригировали, засеяли "персидским просом". Для военных нужд.

Проверить этот слух до сих пор никто не решился. Гораздо вероятнее здесь политическая составляющая. Мир -то тогда был расколот на две половины. И одна половинка - Вьетнам, Индия, Кампучия, Лаос была "голодной", но "нашей". Их надо было кормить. Откажешься кормить, эти страны найдут себе другие приоритеты, кроме социализма.

От рисового нашествия нельзя было отделаться никому. Пусть гибнут пчелы, вверх животами плавает по Кубани и Протоке рыба, но вьетнамские дети хотят есть. Разве всего этого не знал Дед Майстренко? Знал. Но никому не говорил. А старался всё озеленить, разбить сады, улучшить хоть как-то условия, коттеджи и квартиры с удобствами, это ведь тоже антигербицидная технология. Он знал, что чем больше деревьев, травы, цветов, тем меньше в его легкие и в легкие рабочих совхоза попадет яда. Вот ведь какая подпольная "антисоветчина" лояльного ко всему советскому Деда.

Был бы на его месте кто другой - оказалась бы вокруг пустыня да разлинованные рисовые чеки.

Два кулака Александра Алексеевича Котивца - близнецы братья. Они похожи друг на друга, левый и правый кулак. Как кувалды внушительные даже сейчас. Скоро полвека исполнится, как работает Александр Алексеевич в этом своем, родном совхозе. Только здесь и нигде больше.

Это самый известный на территории РГПЗ "Красноармейский" имени А. И. Майстренко человек. Он - Герой Социалистического Труда, Заслуженный работник сельского хозяйства Кубани, Заслуженный механизатор России, лауреат премии Ленинского комсомола. Боюсь, что я перечислил не все регалии. И эти все регалии Александр Алексеевич заслужил своими мозолями.

Ну, конечно же, он потерся вокруг влиятельных лиц. И он со своей природной смекалкой быстро схватывал. И учился, и старался говорить складно. Думал. Но сначала закончил только семь классов. В пятнадцать лет ему уже позволили работать в совхозе, тогда ведь с этим делом строго было. Использовать "детский труд" - у - у - у! Боже упаси!

И начал-то он с закладки сада.

Там в саду и работал.

А. А. Котивец считает, что с Дедом он нога в ногу шагал с 1956 года. Как Петр Первый на своих болотах, имея треугольник и собственный крепкий ноготь, разбил Петербург с проспектами и фонтанами, так "маленький Петербург", только на кубанских болотах разбил Дед Майстренко. Он сам улицы размечал, своим ногтем. И меловую точку на проекте поселка Октябрьского поставил. Здесь - контора, а чуть ниже - гостиница, тут же рядом - столовая, а вот - Дом культуры, музыкальная школа. Через этот канал - другая школа, общеобразовательная.

А. А. Котивца Дед сразу заприметил. Он - бывший конюх-ездовый, и в людях видел породу. Называл все время Котивца "Сашкой". "Сашка - тебе учиться надо!"- в вечерку послал. "Сашка" закончил. А потом на курсы управляющих отделением. "Сашка" и тут справился успешно. Что же? Пора - в руководство! Но тут загвоздка вышла. Не за-хо-тел. А уже вот-вот бы и стал управляющим. Заартачился. Этого Дед жутко не любил. Топнул ногой, шея покраснела. Но сдержался. Потом полгода не видел своего "воспитанника" "Сашку".

А тот - механизатор. На грейдере работает, в пыли, щурится. Но нрав веселый. Вот и равнял чек, когда увидел, как по дороге, что на рисовом валике, катит "волжанка". Майстренко!

И Дед, как ни в чем не бывало, словно и не было размолвки, широко шагает. И на широком лице его еще шире, как бы выходя за рамки этого лица, сияет улыбка.

- Что, Сашок, не надоело пыль глотать? А то бы сейчас сидел, посылал бы таких вот грейдеристов на поле жариться.

А "Сашка" не будь сам плох тоже - улыбку, еще шире:

-Я в своей стихии, Алексей Исаевич, как вы в своей.

И тут механизатор видит серьезное, задумчивое лицо директора.

Тот вздыхает: "И я - в стихии, только ты брось на меня щеки раздувать. Знаешь что? Приходи в контору, потолкуем".

А в конторе той, как рассказывает Александр Алексеевич, разговор пошел нешуточный о новых и молодых силах. И тогда впервые прозвучало словосочетание "комсомольско-молодежное звено".

- Вы ведь только способны за с...ку держать?! Ну на что, на что больше?.. - Сам задает вопрос, и сам себе отвечает Дед. И опять, как бы смакуя, повторил это сочное слово.

Котивец молчит. Он уже знал Алексея Исаевича, всякий разговор начинался с экзотического присловия.

- По секрету тебе скажу. Не правильная эта пословица, что старый конь борозды не портит. Еще как портит, - невесело усмехнулся Майстренко. - Старые механизаторы, они не виноваты, они выложили все свои силы, но уже не могут. Иной раз плуг тащит, а плуг этот болтается, и борозда, как будто сивый кобель пос...ал.

"Сашка" не понимал - к чему клонит директор.

- А вот к чему, - почесал ладонь Дед, - надо создавать комсомольско - молодежные звенья!

- Оп -ля! - воскликнул Котивец.

- Чего ты как в цирке?

- Я давно об этом думал, Алексей Иса...

- Не перебивай, я первее, - по детски прервал молодого механизатора Дед. Только вот чего... Сомнения гложут. Создадим звенья, выдадим мощные трактора, новые, а вы...ццц...ццц...будете на них на танцы ездить, одной рукой за рычаги, а другой за с...ку.

"Сашка" знал, сопротивляться нельзя, иначе затея погибнет. Дед опять рассерчает.

- А что, если разбавить молодежь стариками?

Получится тогда, только руку под кофточку, так по этой руке, по этой руке...

И тут оба они, как будто сговорившись, рассмеялись. Дед басом, а Котивец - баритоном.

Создали вначале большие звенья, человек по двадцать, год проработали. Успехи есть, урожай поднялся. Молодые хлопцы порасторопнее будут. Потом, для мобильности, звенья уменьшили. В каждом комсомольско-молодежном по 360 - 420 гектаров. И урожай пошел - 50 - 60 - 70 центнеров с гектара. Молодость- сила, но и новые технологии. Все - с механизмами в ладу, все в звене пашут, сеют, убирают, за режимом воды следят.

"Котивец - молодец!" - Такая фраза в рифму стала ходить вокруг Александра. Вначале эта формула дошла до района, потом до Краснодара, а потом уже и до Москвы.

За высокие показатели в сельском хозяйстве молодого Александра Котивца наградили Золотой Звездой Героя Социалистического Труда.

Занятно вышло. Дед - герой в своей стихии, а "Сашка" в - своей.

Александр Котивец стал еще и членом Центрального Комитета ВЛКСМ. Вот так. Кое в чем А. И. Майстренко "пылящийся трудящийся" превзошел.

Но они и помогали друг другу. Дед больше советом. А Котивец однажды крепко помог. Александр Алексеевич рассказывает:

"Пригласили нас с Сергеем Федоровичем Медуновым, секретарем крайкома, и с секретарем Адыгейского обкома, фамилию забыл, на празднование шестидесятилетия Грузинской ССР. Дед дает напутственные слова: "Ты вот что, я никак не подступлюсь к Медунову, ты его как -нибудь уговори, подластись к нему, нам надо открыть строительство нового Дома культуры и школу надо расширять. Сколько будут дети учиться в избушке на курьих ножках?! Ну, там подопьет он или как, ты подлезь." Задание трудное. Как это сделать, зная грозную натуру Сергея Федоровича?.. Летим в Тбилиси, все думаю, подступлюсь. Не выходит. Рассказываю про своё задание адыгейцу. Мужик хороший, меня понял, обещал поддержать. Посоветовал время выждать. Нас в аэропорту сам Шеварднадзе встречает с всегдашней своей улыбкой, лезгинка, вино, шашлык. А после этого всякие торжественные мероприятия. И, наконец, заключительное - в Грузинском национальном театре. Все выступили с речами, потом - концерт. Наша делегация тоже с подарками актерам, цветы, поцелуи, восторженные слова. И актеры прямо на сцену стол с винами и закусками выкатывают.

Праздник. И надо же я все порываюсь и порываюсь Сергея Федоровича своей просьбой "обременить". Даже выступил по делу. Медунову понравилось, скользнул по мне улыбкой: "Что - то ты хочешь, добрый молодец!"

А я тут же нашелся:

- Я вот за комсомольско-молодежные звенья отвечаю, а молодежи негде танцевать. Дома Культуры нет.

-Э-э-э! - Усмехается секретарь крайкома, - не своими словами говоришь. С Дедом Майстренко отрепетировали. Ничего не выйдет. Есть у нас некоторые руководители. Вначале сожгут один Дом Культуры, старый, мол. А потом на другой, современный, денег требует. Сами стройте, как в двадцатом году, про Павку Корчагина читал?

Я читал.

И вот мы уже на громадном лайнере вылетаем из Тбилиси, на Кубань. Что тут лететь? Меньше часа. Я опять - к Медунову. Он брови хмурит:

- Что, опять про танцульки свои, не разрешу я...

- Я про школу. Школа у нас - избушка на курьих...

- А вот школа, так это другой разговор. Приезжайте ко мне с Майстренко во вторник.

С этих по сути дела слов и началось строительство новой школы в поселке Октябрьском.

А прислушивался ли Дед к младшим, к "внукам" своим? Как не странно, а этот авторитетный человек очень даже прислушивался, только виду не подавал. Играла здесь роль крестьянская хитрость.

- Один раз в год, чаще в конце декабря, Дед накрывал стол и вокруг него собирал всех Героев, - рассказывает Александр Алексеевич Котивец, - Осадчий, я, Гвозденко, Назарова... "Теперь начинайте меня бить, рассказывайте, где я промашку дал. Вы мне ровня, мы по одной с вами доске ходим, поэтому лупите меня смертным боем!"

ГЛАВА 7. СКАЗКИ КРАСНОГО ЛЕСА

Никакой он не Красный - этот лес. Ни одной сосны я тут не видел, больше дубки. Но на Кубани все Красное. Представьте себе адресок: "Краснодарский край, Красноармейский район, ст. Красноармейская, ул. Красная, Краснову".

А находится этот Красный лес в пределах рисосовхоза. Это заповедник.

В охотничий сезон сюда ездят немцы и австрийцы, чтобы выстрелить несколько раз, сбить красавца-оленя, выковырнуть коренной зуб, провернуть в нем дырку, нанизать тот зуб на крепкий кетгут и носить на шее, похваляясь: "Самый крупный российский олень моим оказался".

Конечно, за такую охоту иностранцы платят большие денежки. Неподалеку от охотничьего шале, домика, рос уникальный дуб.

Мы с охотничьим инспектором Александром Павловичем Мальцевым и с московской журналисткой Леной приезжали специально, чтобы поразиться. Я, Мальцев, Лена, егерь взялись за руки и не могли обхватить этот дуб. Надо было еще столько человек!

Этот дуб привечал под своей развесистой кроной опричников Иоанна Грозного, к нему они приставляли свои рынды, такие изображены у валетов на игральных картах. Опричники отдыхали под этим дубом.

Увы, пережив польское нашествие, французский натиск на Восток, немецкую оккупацию, могучее дерево не смогло вынести российских пьяниц. Они развели под дубом костер для шашлыка, напились водки и уснули. Шестисотлетнее дерево и прихватило огнем.

Дуб сгорел, но успел рассказать несколько "сказок" о Деде Майстренко. По друидским поверьям дубы - носители информации.

Конечно, все это может быть и не так. Но русским деревом и народом нашим "пойман" характер Алексея Исаевича, его темперамент, его порой тонкий, а порой - простонародный, раблезианский юмор.

Вот эти анекдотичные истории.

Расческа.

Владимир Николаевич Беседкин работал в рисосовхозе фотографом и выпускал газету "Авангард" с периодичностью - раз в месяц. Его дело было снимать разные делегации, колесящие по хозяйству изо дня в день. У фотографа Беседкина интеллигентная внешность какого - нибудь кандидата физико-математических наук: аккуратная бородка и лысина. С лысиной, он, кажется, родился. И она ему шла.

Так вот постоянно и прилюдно, здороваясь с Владимиром Николаевичем, Дед вынимал свою расческу, протягивал её с советом: "На! Причешись! Люди смотрят!"

Такое добьет кого хочешь. И фотограф нашел выход. Однажды Майстренко протянул расческу, а Владимир Беседкин ему свою. Дед поощрительно хохотнул. Его обыграли. С тех пор не приставал с этой шуткой, правда, находились другие.

"Я - Цибуля, я - Чипполо, огородный лук!"

- Какого бы нам знаменитого иностранного писателя в гости пригласить спросил Алексей Исаевич у парторга. Чтобы для детей писал, добрый был, ласковый, как котенок?

- Тэк, - постучал авторучкой по столу начитанный партийный секретарь, - Ну, маму Карлсона звать не будем, озорничают они вместе с Малышом.

- Ты пригласи сельскохозяйственного писателя, чтобы про наше дело было.

Идеолог задумался. Наконец пришло озарение: "Джанни... Как его...Родари - "Приключение Чипполино"!

- Про чего пишет то?

- Чиполлино - мальчик- луковка, пан Тыква там есть, Лимоны, Вишенка!

- Во- во, самое, что ни на есть, наше!

Как уж получилось, но желание Деда сбылось. С совхозными детьми встречался знаменитый на весь мир итальянец, невысокого расточка, пожилой, но ребячливый, как и положено детскому писателю.

Он подарил Деду книжку о приключениях мальчика- луковки.

Потом было угощенье. Все остались довольны. Писатель милый, резвый, шутки любит. Итальянец, а как наш, русак.

Проводили Родари. У Деда книжка на столе. Опять парторг заходит. Алексей Исаевич книжку открывает, а на титульном листе кошачий зад нарисован с хвостом- трубой. И написано по - русски, два слова: "Это - Я"

- Ну вот, что я и говорил, - Радуется директор, - Ласковый, как котенок - вот этот!

Не ту.

Дед любил всё первоклассное. Специалистов выбирал самых-самых. А если специалист -женщина, то она непременно должна быть красивой, привлекательной. Вообще, ценил красоту.

Однажды он поехал в совхозный сад. На проходной, у шлагбаума, сидела, позевывая дебелая женщина. А по левую руку протягивала поднос с фруктами скульптура, крашенная бронзой.

Дед тоже зевнул, обернулся к заднему сиденью машины - там сидел садовод: "Всё хорошо, а бабу снять. Завтра проверю!"

Не успела пыль от "Волги" осесть, пригнали трактор, подцепили скульптуру тростиком и свалили. Потом это изваяние перевезли ближе к воде, рисовому каналу и ухнули туда.

Утром - планерка у Деда в кабинете. Памятливый Алексей Исаевич оказывается уже съездил в сад. Он поднял садового бригадира и стал его отчитывать. Оказалось - не ту "бабу сняли". Надо было живую, вахтершу!

"Не нужна она там!" - Горячился Дед.

Ох, и трудная была работа из канала тянуть беге... то есть скульптуру с фруктовым подносом и опять ставить её на место.

Причепурили

В совхоз наезжали художники. То один портрет малевали, то другой. Пейзажи. Жанрово. Однажды Дед пригласил одного живописца к себе.

- А ты можешь доярок нарисовать?

- Проще простого.

- Только того... в легких купальниках?..

- Как скажите.

- А чтобы они этого не знали, заартачатся ведь?!

Художник оказался мастеровитым, изобразил доярок - женщин в самой раскрепощенной одежде. Ну, не доярки, а "Венеры" Энгра, тела светятся - берег реки зеленеет - кубанский пейзаж.

Выставили картину в местной галерее.

Не прошло и недели, как к Алексею Исаевичу в кабинет ворвалась одна из героинь "Станичных купальщиц". На глазах слезы: "За что вы меня так, Алексей Исаевич, муж ревнивый, убить грозиться. Пусть художник халат на меня оденет!"

- Что ты глупенькая?! - ласково воркует Дед, - я вон в музеях-то бывал, и в Москве, и за границей. Все обнаженными хотят позировать, даже кандидаты наук.

Доярка не успокаивалась, всхлипывала.

- Ну, ладно, - Смирился Дед, - позову художника, он тебе купальник "закрытый" пририсует.

На том и порешили.

Каждой доярке хочется танцевать с военными

Перед "женским днем" всегда ажиотаж. Дед любил этот праздник. И всегда объезжал отделения, фермы, чтобы каждой женщине преподнести цветы и отрез на платье.

В этот раз решено было устроить грандиозный праздник. Решено накрыть стол с вином и закусками в просторном фойе мраморного Дома культуры. Военный оркестр пригласить, чтобы совхозные труженицы потанцевали. Тут слово взял Дед. Он сказал, что приглашать надо два военных оркестра.

- Для чего, - заикнулся было парторг, - и один справиться!

- Ты немножко, Петр Иванович, не понимаешь. Каждая женщина, тем более наша заслуженная доярка мечтает потанцевать с военным. Вот, один оркестр играть будет, а другой с доярочками да с телятницами танцевать. Потом поменяются.

Птичка вылетит!

Иностранную делегацию встречали на развилке дорог. Как всегда - казачки в спецодежде, с саблями на боку, каравай. И журналисты, из края, из Москвы. Фотокорреспондент ТАСС Ш-пов решил объегорить всех своих коллег, залез на дерево, чтобы оттуда лучше видеть и интереснее снять.

И вот кортеж, делегация притормозила. Хлеб-соль вынесли, что - то говорят, приветствуют.

Дед тоже в строю встречающих. И вот вышла какая-то пауза. Дед взглянул вверх, на дерево, на котором висел представитель телеграфного агентства с фотоаппаратом, и громко воскликнул: "Застегни ширинку, птичка вылетит!"

Корреспондент свалился с дерева, под ноги опешившим гостям. Но он тут же подскочил и ширкнул ладонью по гульфику. Там оказалось всё в порядке.

Да, это был тот самый цирк, который любил Алексей Исаевич. Оскорбляло ли это достоинство. Может быть. Но Дед умел присоединить к шутке всех, даже виновника. Просто через минуту Ш-пов хохотал сам над собой.

Для чего это было сделано? Все просто. Чтобы развеять нудьгу официальной церемонии.

Лагерь - на троих

У тружеников "Красноармейского" были свои места в пансионатах и в санаториях: в Трускавце, в Кисловодске, в Ессентуках. А вот нормального пионерского лагеря не было. Средства есть на его строительство, а вот землю совхозу, как госпредприятию, не положено было выделять. Майстренко дружил с Иваном Васильевичем Марковским, председателем колхоза имени Мичурина и тоже Героем Социалистического труда. Он прекрасно знал, что колхозам землю нарезают. Дед уговорил добродушного соседа за деньги рисосовхоза купить клочок площади под Геленджиком. Козырнули два Героя друг другу вполне по пионерски: "Будь готов - всегда готов!"

А пионерский лагерь уже достраивал сегодняшний директор РГПЗ "Красноармейский" им. Майстренко В. В Прокопенко.

ГЛАВА 8. УРОКИ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Виктора Салошенко уже нет в живых. Казалось бы, статный, крепкий человек, с приятным моложавым лицом, создан на век. Он умер, написав в каком-то быстром ритме три книги - воспоминания о своей комсомольской юности, художественно- публицистические очерки о партийных секретарях.

Книги В. Н. Салошенко пользуются спросом. Их берут в библиотеках. Я их читал. Но самой вызревшей теперь считаю первую книгу Виктора Николаевича "Обязан сказать". А в ней - колоритные заметки об оригинальных людях. Описаны короткие встречи с Л. Брежневым, А. Пугачевой, В. Лихоносовым, А. Карповым, Э. Пьехой и другими.

Есть и несколько страниц о А. И. Майстренко. В этих отрывочных воспоминаниях, как в карандашных эскизах проглядывается суть могучего, "крутого", как теперь говорят, и все же чуткого человека. Вот главка, названная "Уроки".

" - Ты поезжай, поучись у крупных хозяйственных руководителей, комсомольскому вожаку это будет полезно, - как-то напутствовал меня Медунов. - Возьми уроки, например, у Майстренко. У него многому можно научиться...

Я приехал в совхоз рано утром. Майстренко, могучий, с горделивой осанкой русского богатыря, сидел за столом, готовясь принимать людей. О цели моего визита он знал заранее.

Я раскрыл блокнот и замер...

Открылась дверь, и в кабинет, сняв не по размеру большие резиновые галоши, в которых по-домашнему любят ходить сельские жители, робко вошла старушка - худенькая женщина с заостренным лицом, подобранными сзади волосами, покрытая белой косынкой.

- Алексей Исаевич, отец родной, пощади, не дай пропасть, - неожиданно упала на колени старушка и по ковровой дорожке поползла к столу, громко всхлипывая и причитая.

Майстренко сидел, не шелохнувшись.

-Встань, мать, - выдержав паузу, произнес директор совхоза. - Где твой балбес?

-Вот он, сейчас зайдет, - засуетилась мать, впуская здоровенного детину, со следами на руках несмываемого машинного масла.

- Твоя мать честно проработала на рису всю жизнь... Ради неё я принимаю решение оставить тебя на работе...И, смотри у меня, - поднялся Майстренко, расправив грудь.

Парень втянул голову в плечи и сделался маленьким, как мать.

- А остановку автобусную сегодня чтобы сам лично отремонтировал.

Мать, взяв сына за руку, троекратно поклонившись, как кланяются в Церкви, вышла.

Я сидел в недоумении, устремив свой взгляд на Майстренко. Он неожиданно по- доброму расхохотался.

- Отца у него нет, так я вместо отца, а парень хороший, золотые руки...Вчера на тракторе возвращался домой и не заметил...автобусную остановку. Проехал её, как танком...Выпил малость...Да, ничего, восстановим!"

Дед Майстренко всесторонен. Он мог, конечно, поиграть в "повелителя", взмахом ладони, кивком головы "показнить" и "помиловать". Зачем из него ангела небесного делать? Но вот ведь не заискивал, не "лизал..." (далее должно следовать простонародное слово), а с сильными мира сего разговаривал, как с равными. И нет ничего удивительного в том, что те, кто сидел на кремлевском Олимпе понимали его. "Чудак, но свой, крепкий мужик!" Впрочем, таких крепких мужиков и партноменклатура побаивалась за правду-матку, за настойчивость, за "иронический огонек" в глазах.

У того же Виктора Салошенко - несколько абзацев "Разговор с Косыгиным".

"Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин посетил рисосовхоз "Красноармейский".

- Почему не достраиваешь Дворец культуры? - задал Косыгин вопрос Майстренко.

- Средств нет!

- Да я же по пяти объектам помог, а воз и ныне там...

- Алексей Николаевич, всё ушло в производственную сферу, - хитро прищурился Майстренко, - поймите меня, дурака, что люди скажут?

Через время Косыгин принял Майстренко в своём московском кабинете.

- Что ты еще не достроил?

- Столб, на котором меня надо повесить!

ГЛАВА 9. МРАМОРНЫЕ СТУПЕНИ

На этих мраморных ступеньках можно разместить весь поселок Октябрьский. Здесь и сводный хор выступал. Его песни были слышны в городе Славянске-на-Кубани, через Протоку, сквозь автомобильный гул.

А зайдешь в фойе, дух замирает - высоко, просторно... Современный дворец!

Для меня этот Дом никогда не был холодным. Сюда мы приезжали с поэтическим спектаклем "Доброе имя" о казачьем полковнике Льве Лукиче Тиховском. Могила доблестных казаков, погибших от сабель горцев, но защитивших свой Ольгинский кордон недалеко.

И я помню милых работниц, суетящихся, переживающих - Юлю Егорову, Валю Гусеву, Валю Казакову, Сашу Слюсаря. Они все - подлинные артисты и педагоги, драгоценные камни в мраморе Дома.

Еще я помню гостей белорусов со своим песенным ансамблем "Свята". Ох, прогремели! Мой сын Денис отсюда написал свою первую журналистскую рецензию "Свята" - место пустого не бывает". Он был в восторге от концерта, от зрительного зала.

Дом не холодный, теплый. Для многих.

И история его многотрудна. Даже проект творили с потугами и оглядками. Все боялись: "А не отсекут ли руки!" Но был защитником Дед. Хотя уж очень на грандиозное замахнулся Майстренко! Вдруг и его веса не хватит. Что тогда? Все будет прахом, все полетит в тартарары.

Вот сын Деда Майстренко Алексей Алексеевич считает, что строительство Дома культуры на центральной усадьбе спасло то, что "папа на полном серьезе все доказывал в Москве:

- Вот у вас в столице, - обижался Майстренко, - у ваших детей всё есть, плавательные бассейны, с парашютом прыгаете, в балет ходите. А нам что же? Одну грязь предлагаете. Чем наши, станичные ребятишки хуже ваших столичных?

- Ничем! - отвечал какой-нибудь смущенный член цэка.

- Так заступитесь! Дом - во, как нужен! - Дед чиркал по горлу ладонью.

Но на том все дело и стопорилось. Правительственные и цекушные чиновники наловчились обещать.

Отцу в этом деле помог секретарь Президиума Верховного Совета Совета Георгадзе".

Сам Алексей Алексеевич отвозил документы на строительство в поселок Октябрьский. Точнее сказать, документы, разрешающие строительство.

А ведь машина уже была запущена. Были отвлечены деньги. И ДК тихонько строилось. Но коса нашла на камень. Дело о "преступном" строительстве "незаконного объекта" должно было слушаться в краевом комитете партии. Трепетало всё районное начальство, советовали Алексею Исаевичу смириться и как-нибудь потом...тихим образом.

У бывшей заведующей отделом кадров рисосовхоза "Красноармейский" своя версия. Впрочем, эти эпизоды взаимодополняют друг друга.

Её в Министерство строительства РСФСР послал А. И Майстренко срочно. Надо было достать мрамор на облицовку.

Мрамор! Неслыханная дерзость! Это могли тогда позволить только столичные Дворцы культуры, "одеть" себя в мрамор.

Валентина Александровна была "ученицей" Майстренко, и на вооружение взяла его доводы. По всякому - и доводами, и слезами -выпросила мрамор. Ночью ей в гостиницу звонит Дед: "Достала мрамор?". "Достала".- Вздохнула в трубку Бессмертная.

- Немедленно утром вылетай в Краснодар с документами".

Для Бессмертной не было лучшей похвалы, чем короткое слово "Молодец!"

Конечно, она прилетела утром. И отдала Алексею Исаевичу бумаги. Тот кивнул, был бледным.

А потом Майстренко понуро сидел перед секретарями партии, перед членами бюро. Всем показалось, что он готов на "отсечение головы". Но когда "клеймение" закончилось, Дед встал, развернул плечи, и достал из своего кожаного пиджака несколько листков:

"Вот, - сказал он почти равнодушно, - здесь есть всё. Эти документы, приглядитесь к печатям и подписям, из столицы нашей Родины Москвы. Тут есть даже бумага на мраморную плитку для Дома культуры"

Было что-то вроде "немой сцены" из гоголевской комедии "Ревизор". Молчали минут пять. Потом, да, да, вроде Медунов, улыбнулся. Он умел переходить с одного настроения в другое.

- Мы хотели тебе выговор влепить, а ты обскакал!

- Так я ведь кучером по молодости работал, - тихо ответил Майстренко, - замашки еще те остались!

Он радовался. Но по вискам его катились крупные бисеринки пота.

С этих пор Дом культуры быстро пошел в рост.

В этой почти детективной истории нельзя забывать и короткий рассказ Виктора Салошенко - посещение Дедом Майстренко Председателя Совета Министров А. Н. Косыгина.

Кто вбил последний колышек, поставил окончательную точку в столь хлопотном деле - загадка. Каждый рассказывает по - своему. И туманы каждый день всё гуще.

Глава 1-4, глава 5-9, глава 9-14, глава 15-20,глава 21-26, фотоальбом А.И. Майстренко